дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером подышать свежим воздухом, веющим с океана. закат догорал в партере китайским веером, и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно. четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам, рисовала тушью в блокноте, немножко пела, развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком и, судя по письмам, чудовищно поглупела. теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более немыслимые, чем между тобой и мною. не пойми меня дурно. с твоим голосом, телом, именем ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил, но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум, еще одна жизнь. и я эту долю прожил. повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии, ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива? ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии. я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива. иосиф бродский, 1989.